Запомни мои губы - Страница 15

Стук в дверь не вызвал в комнате ни звука, ни шороха. Пэтти, правда, не рассчитывала, что ее впустят после первого стука, но ей все равно стало не по себе. Она постучала еще раз — ответа по-прежнему не было.

— Леа, скажи хотя бы, что ты не хочешь меня видеть, — обиженным голосом заговорила Пэтти. Но ей было совсем не до обиды — с каждой секундой в душе росла тревога. Что Леа делает там, за этой дверью? И жива ли она до сих пор? — Леа, ну ответь же что-нибудь!

К великому облегчению, Пэтти услышала знакомый голос:

— Ты, кажется, обещала, что не будешь меня беспокоить… Или мне нужно было остаться в гостинице? — В голосе Леа не было раздражения. Он был ровным и спокойным. Но именно это и пугало Пэтти — абсолютное безразличие ко всему было так несвойственно ее эмоциональной подруге… Нет, надо закончить начатое. Надо добиться, обязательно добиться того, чтобы Леа заговорила.

— Конечно, не нужно было… — Пэтти лихорадочно обдумывала слова, которые должны подтолкнуть Леа к разговору. — Просто… Просто… Мне страшно, Леа. Я хочу увидеть тебя, заглянуть тебе в глаза. Я боюсь за тебя и потому хочу тебя видеть. Понимаешь?

— Наверное…

Ее голос стал тусклым, подумала Пэтти. Именно тусклым, каким-то бесцветным. Словно этот голос принадлежал не Леа, а какому-то другому человеку. Или даже не человеку, а существу — странному существу с другой планеты, совершенно одинокому и оттого бесчувственному… Если бы Пэтти не была уверена, что за толстой деревянной дверью находится ее подруга, она никогда не узнала бы ее в обладателе этого потустороннего голоса.

— Леа, пожалуйста, — Пэтти тяжело сглотнула, — открой дверь. Я понимаю, что тебе плохо… Но ты ведь не хочешь сделать больно мне?

Повисла тяжелая тишина. Кажется, Пэтти напрасно старалась — Леа не собирается впускать ее. Но через несколько секунд тишину нарушили тихие шаги и щелчок открываемого замка. Пэтти облегченно вздохнула — слава богу, одну преграду она преодолела…

Однако то существо, которое открыло ей дверь, едва ли можно было назвать Леа. Пэтти стало почти физически больно: ее подруга, ее веселая, легкая Леа стала бледной тенью, призраком, материализовавшимся вдруг в хрупкой тишине комнаты. Бледное лицо, синие круги под глазами, мелкие морщинки, изрешетившие уголки миндалевидных глаз, сами глаза — мутно серые озерца, из которых выкачали всю чистую воду; взгляд, устремленный в одну точку, — от прежней Леа не осталось и следа. Пэтти нерешительно шагнула к подруге и дотронулась до ее плеча, будто хотела окончательно убедиться в том, что она — не призрак.

— У Ричи Майера роскошная любовница, — криво улыбнулась Леа. — Не чета его бывшей жене… — Тусклый взгляд, устремленный в одну точку, вдруг ожил и скользнул по Пэтти.

В этом взгляде Патриция Уоткинс прочитала все: и внезапный ожог первых подозрений, и подтверждения, которым так не хотелось верить, и безумную погоню за тем, чего видеть не следовало, и осознание собственной ненужности и беспомощности. Но любая рана когда-нибудь затягивается, и, наверное, их с Леа души не будут исключением из этого правила…

Оставлять свой дом всегда мучительно и тяжело. Особенно если ты знаешь, что уходишь из этого дома навсегда. Собранные вещи лежат, аккуратно упакованные в чемоданы, и ты прощальным взглядом обводишь то место, в котором прожил много лет. К нему тебя привязывают самые разнообразные воспоминания — и светлые, и грустные. Здесь витает дух твоего прошлого, того, что ты унесешь с собой, но часть этого прошлого все равно останется в доме. Дом… Счастлив тот, кто может указать какое-то, пусть даже самое маленькое место, и сказать с гордостью и теплом: это мой дом… То самое заветное место, в которое всегда можно вернуться, где всегда можно спрятаться от врагов и друзей, где можно переждать жизненные невзгоды и в одиночестве осмыслить сокровенное…

Прошло уже больше недели с того дня, как Леа узнала о том, что у Ричи есть любовница. О возвращении к мужу не могло быть и речи — Леа была уверена в том, что не сможет ни понять, ни простить его поступок. Она уже пришла в себя, успела встряхнуться и вернуть — не без помощи Пэтти — львиную долю былого оптимизма. Но прежней она не осталась. Густой осадок недоверия и какого-то странного безразличия ко всему по-прежнему колыхался в недрах души.

К самому Ричи она не чувствовала больше ничего. Ни любви, ни ненависти, ни каких-либо других сильных чувств по отношению к нему она не испытывала. Остались только обида и неприязнь к человеку, который предал ее, не задумываясь над тем, какую боль может причинить его предательство. Предал ее, наплевав на то, что все эти семь лет у нее и в мыслях не было изменить ему. Впрочем, Леа была уверена, что со временем пройдет и эта обида, потому что от воспоминаний о Ричи не останется и следа. Она изгонит этот призрак из своей памяти — это она обещает… Леа не была мстительной, но чувствовала, что самой большой местью Ричи будет забвение.

Она не переставала удивляться себе. Прожить семь лет бок о бок с человеком, и не просто с каким-то человеком, а с любимым, и теперь испытывать к нему только неприязнь… Любила ли она Ричи вообще, если ее чувства к нему так внезапно угасли? Многие жены продолжают любить своих мужей, даже несмотря на то что те им изменяют. Даже Пэтти до сих пор думает о своем Брассе. А Леа разлюбила в один миг — так же не бывает…

Единственное объяснение, которое Леа находила своему состоянию, — разочарование. Она любила и отдавала себя совершенно другому мужчине: верному, надежному, любящему, искреннему. Но ни одним из этих качеств Ричи, как выяснилось, наделен не был. Так что же теперь любить? К кому возвращаться? Люди говорят, что любят не за какие-то особые достоинства, а просто так, по велению сердца. Но Леа не относилась к числу этих людей. Она была убеждена в том, что любят за что-то. Это, конечно же, не одно и не два качества, а совокупность ста, тысяч качеств, уместившихся в одном человеке. Если хорошенько подумать, то можно понять, за что один человек любит другого человека. Для Леа это было просто, как дважды два. Пэтти иногда говорила, что ее подруга слишком прагматична в любви… Но разве человек прагматичный мог бы так слепо и отчаянно отдавать себя по кусочкам другому? А Леа могла…